- Позвони мне, если что-нибудь найдешь. Если нет, убей его, - довольно равнодушно бросил я своему брату, когда они с этим последним отпрыском Уитмора покинули аудиторию. Ее дверь закрылась, отрезая меня от настоящего и насильно пихая в прошлое. «Было» и «сейчас» смешалось в одну кучу, в этой аудитории, немного выбивая меня из колеи. Хотя, почему немного?
Когда мы шли на встречу с Уэсом, я ожидал от него подвоха, разумеется. Я не доверял ему с самого начала. Какое вообще может быть доверие к человеку, который покрывает смерть от рук вампиров и превращает в них своих же студентов? Тем более, когда я узнал, что Августин все еще существует.
Но я никак не ожидал встретить там… Не то, чтобы не Уэса, нет. А того, кого мы там встретили. Энзо. Вампир, который сидел со мной в клетке по соседству. Мой друг, которого я оставил умирать, выключив свою человечность, чтобы у меня хватило на это духу.
Сейчас не то время, когда призраки ходят по Мистик Фоллс, оно давно прошло, когда Бонни закрыла завесу. И у меня не может быть галлюцинаций, в последнее время я не получал яд оборотня в свой организм. Только одно разумное объяснение может быть этому. Но, черт возьми, как?! Это первое, что я хотел спросить у него. Но имел ли я право на этот вопрос?
Эта часть моей жизни была моим самым большим секретом. Я никому и никогда не рассказывал, что мне пришлось пережить в клетке – даже Стефану. Я никогда не рассказывал, по какой причине я отключал человечность на долгие годы, а тот, кто проявлял чрезмерное любопытство, жестоко за это платил. Например, Лекси. Конечно, когда я снова включил все обратно, мне было… Да, пожалуй, немного неудобно, что я оставил ее гореть на крыше. Но и от этого я быстро избавился, когда всадил ей кол в сердце. Нет Лекси – нет неудобства!
Но сейчас… Когда прошел мой первый шок, я не знал, как обуздать все эти эмоции, которые снова на меня свалились. Энзо стоял передо мной – живой и, видимо, относительно здоровый. И, судя по всему, что мы обнаружили его здесь вместо Уэса, он все еще был подопытным Августина. И на этот раз, по моей вине.
Когда мой брат и этот мешок с кровью покинули аудиторию, мы остались наедине. Каждый раз, когда появлялись призраки в городе, я был уверен, что он придет за своей местью с той стороны. Но его не было, и теперь я понимал, почему. Не раз я мысленно прокручивал все то, что мог бы сказать ему, но сейчас, когда у меня появилась такая возможность, я не мог сказать ничего. Я знал, что ни одни мои слова не изменят того, что я натворил. Впрочем, натворил – это слабо сказано. Да какое там, даже слова «облажался» будет недостаточно. Я вообще не уверен, что люди придумали слово, которое идеально подходит к этой ситуации. Его попросту нет. И таких ситуаций тоже не бывает. Только, разве что, со мной.
Все время я избегал его взгляда, но понимал, что бесконечно это не может продолжаться. Ситуация складывалась, мягко говоря, паршивая. Мою девушку украл злобный психопат и теперь проводит над ней опыты, а я застрял здесь с призраком прошлого, и ничего не могу с этим сделать.  Мало того, я отлично понимал, что находиться здесь и сейчас – правильно. Больше всего на свете я сейчас хотел спасти ее, и я уверенно к этому шел. Но появление Энзо спутало все мои намерения.
- Чего ты хочешь? Чтобы я чувствовал себя виноватым? Я не мог спасти тебя! – мне удалось справиться со своими эмоциями, которые на меня нахлынули, и я наконец-то встретился с ним взглядом. Эти фразы звучали так, будто бы я их повторял уже минимум раз в двадцатый за последний час. Это не те слова, которые я должен был сказать, и явно не таким тоном. Но лучше уж так, чем молчать и продолжать отводить взгляд. Шестьдесят лет я думал, что он был мертв, и ровно столько же Энзо жил с тем, что я оставил его умирать. Больше всего я удивлялся тому, что моя голова еще была на месте. Почему он до сих пор меня не убил? И даже не попытался?
Я повторил его жест, ожидая ответа. Сейчас мне нужно было спасти Елену, но только Энзо знает, где проводит опыты доктор Уэс. Поэтому, внимание, вопрос. Насколько же я не имел право просить его помощи? И насколько я сильно отчаялся и могу набраться наглости, чтобы все-таки это сделать?

Хейли не была рада непрошеной гостье. Все мы не любим чего-то незапланированного и неприятного. Особенно когда-то это неприятное вваливается в твой дом, где ты до сих пор не обрела чувство принадлежности кому-то или чему-то, убив твою охрану. Клаус оставил несколько вампиров охранять особняк для защиты их будущей дочери. А Хейли почти искренне надеялась, что, возможно, где-то на глубине колодца с дном, которого не видно, олицетворяющего его душу, он хотел бы защитить и её. Она — мать его малышки, и, если вникнуть, то это единственное, что их связывает. Не было бы этой незапланированной беременности и всё случилось бы иначе. Хейли всё также яростно бы копалось в своём генеалогическом древе, ветви которого раскинулись в неизвестные стороны, а корни и вовсе были скрыты от её глаз, посторонних глаз. А Клаус бы потешался над своим окружением, чувствуя себя королём. Но всем известно, что он никогда не был счастлив. Проблемы сами находят его и рушат всё, что он жаждёт заполучить. Рушат его счастье. Порой его становится жалко, если не сообразить, что все проблемы искусственно  создаются им самим. Теперь больше этого самобичевания и грубости Хейли не была намерена. Хотелось положить конец всем мучениям, жестокости, лицемерия, окружавшим древнего и  стискивая его в кольцо горечи и разочарований. Ник не был готов к этому, и Хейли получала за свои старания не золотую монету успеха. Они зачастую ругались, кричали. Хейли хлопала дверью и сожалела о том дне, когда кто-то сверху наградил её дитём именно от него. От существа, которое не обладало чувствами и душой. Но спустя минуты она остывала. Остывала, как потушенное пламя. Так ярко и мгновенно вспыхнувшее и потушенное. Именно это и связывала этих двоих. Огонь, леденящий душу и сердце, и одновременно разжигающий всё внутри. Вспыльчивость, упрямство, непокорность. Наверное, род Клауса когда-то было смешён с родом этой волчицы. Клаус шёл в противопоставление с Элайджей. Огонь и Вода. Тихая гладь, стремящаяся затушить злость Никлауса. Но усмирить его было невероятно сложно. Но Хейли решила для себя, что сможет это сделать. Её сходство и с Элайджей — она верит, что его ещё можно исправить, она верит в него. К слову о братьях. Тихий вечер надвигался на новый Орлеан, но ни одного из них не было видно.
   Гостья не стала ждать разрешения мнимой хозяйки и вытерла алую кровь полотенцем, лежащим на комоде.
– Мне вот интересно, как ты уживаешься с Никлаусом? Наверно ты та ещё заноза в заднице?! Без обид, волчица. К таким как ты, я отношусь положительно.
«К таким как я? Да что она может знать обо мне?» Хейли закипела и остыла мигом. «Каждый второй уже в курсе, что скоро у древнего появится дочь». Волчица не была готова к тому, что кто-то минует охрану, поэтому выглядела откровенно растерянно. Она была оборотнем и не слабым. Но существовало большое но. Если эта блондинка сумела расправиться со стражей, состоящей не из одного чахлого кровососа, то, что она может сделать с беременной девушкой? Маршалл пообещала себе быть крайне осторожной, но слова недовольства всё же пытались проскользнуть из её уст.
– Для начала мне нужен Никлаус, и как я поняла, его здесь нет…Ну, подождать для меня не проблема, ибо уже тысячу лет жду нашей встречи.
Эта фраза ещё больше смутила брюнетку.
— Тысячу? — Хейли удивилась, и её зрачки расширились. — Из Древних осталось лишь трое в живых, если можно так сказать. Волчица подняла бровь. Это становилась всё более любопытным.
— Кто ты такая? Я думаю, мне не стоит представляться, меня тут каждая собака уже знает. А вот тебя я вижу впервые. Более того, мне очень интересно, что же ты хочешь от Клауса? Нотка ревности проскользнула в голосе Хейл. Но она не могла претендовать на него, от чего злилась ещё больше.

В заявке на Энзо есть.

Луна затопила ночь безбрежным светом, и холмы стояли, окутанные белой лунной пылью. Деревья и земля застыли, иссушенные лунным сиянием, безмолвные и мёртвые. А я лежала на дороге неподвижно и смотрела на эту прекрасную луну. Из-за туч не было видно даже звёзд, но одно лишь яркое сияние луны очаровывало и будто гипнотизировало меня. Время словно остановилось. Возникло ощущение, что я одна в этом мире. Вокруг не было ни единой души, мёртвая тишина. Лишь только мои мысли могли быть громче чего либо.
И вновь я чувствую себя потерянной. Это наверно единственное, что я чувствую. Я потерялась в собственных мыслях. Словно паутина, из который выбраться я не могу. Отключение чувств было самой лучшей из всех моих идей и это действительно помогло мне. Но в последнее время, что-то пошло не так. Я чувствую, как слабею. Слабею морально. Всё это после встречи с моим ненаглядным бывшим. Он вселял в меня кошмары, и я теряла своё бесстрашие. Когда он рядом, с ним я маленькая девочка, которую всё время обижают. А на следующий день осознаешь своё поведение, осознаёшь как наивно и глупо ты себя повёл. Стыдно и смешно. Я рада, что никто не видит эту мою слабость, тогда бы я точно потеряла самоуважение к себе.
Иногда действительно задумываешься, а почему бы не вернуть чувства обратно. Пускай половина чувств состоит из боли и страданий, но по крайне мере это решаемо, нежели сходить с ума и не понимать, что с тобой происходить. Теряешь контроль, помутнение разума…и вот, вокруг тебя уже лежат обескровленные люди, возможно у которых была счастливая жизнь. А в моей жизни нет счастья, и уж точно не будет счастливого конца. Я всегда боролась за свою жизнь. Потому что я действительно её заслужила. Я не считаю это шансом, я считаю, что хоть и судьба сыграла со мной злую шутку, она же и решила вернуть мне жизнь, вот только немного другую. Моё перерождение было ужасным. Но я сама виновата, что хотела стать вампиром, влюблённая дура. И кто я теперь? Монстр? Холодный труп? Бесчувственная тварь? Список минусов бесконечен, о плюсах я говорить не стану, ведь посреди глупой ночи, тяжело быть оптимистом. Когда до рассвета ещё оставалось несколько длинных часов, плохие мысли всё продолжали блуждать в моей голове. К ночи мы все чувствуем грусть. Завтра будет новый день, и уже об этой ночи, я даже и не вспомню.
Ах, да. Вернёмся к тому, что сейчас я нахожусь в Новом Орлеане и лежу на асфальте с бутылкой рома. Кажется, это была уже вторая или третья бутылка. Я приехала только вчера, даже не успев осмотреть город, о котором слышала достаточно, как уже успела напиться и начать страдать. Хотя обычно бывает, что я нахожу приключения на свою пятую точку, но как, ни странно всё обошлось. Тем более, я слышала, что в Новом Орлеане есть свои правила и к вампирам новичкам здесь не особо гостеприимны. Приехала я сюда по другой причине, но это уже другая история.
- На небе высоком. За синей звездой. Стоит замок чудный. Он весь золотой… - медленно и хриплым голосом я напевала колыбельную, которую когда-то мне пела мама перед сном. Я закрыла глаза и представила её лицо перед собой. Её улыбку, то, как она исполняет эту колыбельную, своим нежным и сладким голосом. Как я хочу, чтобы она была рядом. Она бы знала ответы на все мои вопросы и решения на все мои проблемы.
Через минуту силуэт моей матери исчез и в глаза светил яркий свет. Каждую секунду он становился всё ярче и ярче. Я повернула голову в сторону света. Эту мёртвую тишину перебил звук приближающейся машины, но я по-прежнему оставалась лежать на своём месте. Мне было абсолютно неважно, переедет она меня или нет. Я была пьяна, подавлена и кажется, в какой-то момент задумалась о самоубийстве. Какая ирония.

Я замираю секундной стрелкой, торможу, застываю, словно мраморная статуя. Очутиться под пронзительным взглядом медузы Горгоны было бы как нельзя кстати.  Я хотела бы остаться в твёрдом состоянии, в безликом, бездумном. Слишком много размышляю, заметила за собой этот косяк совсем недавно. Голова болит от обилия бесформенных мыслей, которые просто рвут меня изнутри. Ничего не могу с собой поделать, не выходит их контролировать, а как хочется.
Мне не нравится, что я не могу быть хозяйкой своей голове, я привыкла всё держать на непрерывном контроле, как и мой отец. Крис потерял слишком многое, все его отчаянные горести и бесконечные потери отражаются седыми волосками в его причёске. С каждым обжигающим месяцем их становится всё больше в геометрической прогрессии. Мне хочется вернуть своё очаровательное детство, когда я видела гораздо больше искренних улыбок, и в нашем доме ещё был лучистый смех. Но юные годы моего отца таковыми не были, он – мужчина, и его учили с самого начала быть сильным, не поддаваться берущим верх эмоциям. Поэтому так самоотверженно он справляется, когда ему так хочется рухнуть в низ, прыгнуть со скалы. Но каждый раз, когда мои болящие мысли возвращаются к нему, я вижу крупные слёзы и красные уставшие глаза.
Я истинно папина дочка, многие говорили мне об этом, это я ещё помню. Я и сама замечаю наши общие жесты, слова, сказанные в одно время. Я помню, но не уверена, что не забуду к завтрашнему утру, что ярким рассветом придёт вместе с моим очередным новым тяжёлым днём. С каждым восходом солнца мне всё сложнее просыпаться и осознавать произошедшее. Я толком ни с кем об этом не разговаривала, мой рот крепко сшит нитью молчания и недопонимания. И мне чертовски нужно это сделать, но мне не по себе оказаться вновь в компании друзей, которые думали, что я погибну. Мы с отцом поняли сразу, что я помню не всё. Его грустные глаза становились всё круглее, когда я с непонятками на лице смотрела на него, хмуря брови и стараясь понять, о чём он говорит. Я почти не помню свою мать. Я вижу её лицо на фотографиях в своей комнате, где меня душит одиночество, но вижу лишь знакомые черты лица и ничего более.
Я напугана, что могу не вспомнить ещё что-то важное. Задумываюсь над тем, что мне не следовало сейчас дышать полной грудью. не такая она и полная Я не уверена до сих пор, что рада своему возвращению в мир живых. Возможно, правильным выходом было уйти, успокоиться и остаться где-то там в небытии. Рядом с  матерью, запах которой я вспоминаю с трудом. Закончились бы мои ночные кошмары, изъедающие мои вены, боль, пронзающая насквозь в области желудка. Шрамы заживут, но девушек они отнюдь не красят. Хотя в данный момент это меня мало волнует. Я не знаю, к а к можно спросить у близких подробности своего ранения. Не хочется ударять в дых ни себе, ни им. Но я должна знать это! 
Я бежала прочь от тяжести в сердце, и прибежала к новой сердечной боли. Мои руки выпустили стрелу идеально в цель, не промахнувшись, со свистом на поражение. Можно ли быть потомственной охотницей? Что течёт в моих выпирающих синих венах? Забыла всё, чему меня учил отец, что я узнала сама. Но я, сама не зная того, делаю всё, как должна. На миг проскальзывает идея о том, что всё было страшным сном, что моя память в  полном порядке.  Тут же сменяется испугом, который мурашками пробирает меня насквозь, выжимая и выстирывая. Айзек смотрит на меня самым необычным взглядом, не понимаю, что же в нём смешивается. На меня никто так не смотрел. И даже дело не в том, что моя стрела торчит из его тела, заставляя истекать кровью. Правда, не в этом. Его голос убавляется будто от колёсика volume, я подбегаю и падаю на колени, не обращая внимания на гнилые сырые листья, которые оставили свои отпечатки на моих обтягивающих джинсах. Всё, как полгода назад. Даже тот же дурацкий свитер на мне, в сердечки. Я смотрю на пальцы на руках. Во сне их может быть больше. П я т ь.
Неумело беру в руки стрелу, боясь причинить ему ещё более невыносимую боль, но прекрасно понимаю, что должна. Его кровь наводит на меня ужас, хотя я столько всего уже успела вынести, что должна стать как отец, непоколебимой сталью. Мы вместе держим её и резко выдёргиваем, я облегчённо вздыхаю. Его тело сейчас регенерируется, и не останется даже следа. Я задираю ему футболку, чтобы лично убедиться в этом, вижу, что рана затягивается. Но что-то заставляет меня вновь замереть. Я вспоминаю его тело. В голове мелькают картинки, складываясь в киноленту прошлого. Я, правда, забыла это напрочь. Встряхиваю головой, моргаю стеклянными глазами. Поднимаю их на него, почему-то чувствую неловкость между нами.
— Извини, — хрипло прошу прощения, прокашливаюсь. — Что ты тут делаешь? Снова чувство déjà vu настигает меня охотящимся львом. Я пытаюсь взять себя в руки, собраться… разобраться. Прежней Эллисон бы не понравилось, что за ней кто-то следит, её бы это напрягло, и сыщик получил бы парочку ироничных замечаний.  — Не знала, что мне нужна нянька. Ну зачем? Он же тебе нужен, Эллисон. Я сижу на коленях перед ним и не хочу вставать и двигаться в принципе. Не чувствую грязи под ногами, чувствую его дыхание. На двоих с тобой одно лишь дыхание. Он так близко, и я чувствую, что я не одна. Дикое чувство, рысью орущее у меня в голове, я отвыкла. — Я тебя помню, — произношу и ахаю от того, что не замечаю, что озвучила мысли, вместо того, чтобы зарыть их глубоко внутри. Я скучала, я невероятно скучала где-то там, между.

будет)

       - Окей, но картинка идет с нами, - а у меня есть выбор? Говорю про себя, не осмеливаясь сказать это вслух. Мне слишком больно сейчас говорить, что-то комментировать или язвить. На определённый период я лучше замолчу. Порадую кошку не только победой надо мной, но и ещё она не будет слышать моих жалоб. Так проштрафиться мог только я. Какого чёрта я не пролетел мимо этого музея и не занялся чем-то более важным? Помимо грабежа, я мог бы предотвратить грубое нападение насильника. Но нет, я решил выйти на более крупное дело, где в итоге стал живой мишенью для охранников. И в этой всей ситуации я вижу только одного виновника - себя. Из-за моего самолюбия, от которого не так просто избавиться, я пропустил выстрел, который и вовсе мог меня убить. Если бы не чутьё, то есть вероятность того, что пуля могла попасть выше. Я попытался соскочить с прицела, но всё равно неудачно. Мне, буквально, не хватило доли секунды. Это мой самый неудачный день.

       Всё это время я держусь за кошку из последних сил, чтобы не дай бог упасть и не встретиться с твёрдой поверхностью. Было бы печально, вот так закончить свой день. И как же сложно сконцентрироваться на чём-то одном, тем более, когда передо мной так быстро меняются картинки. Всё смешивается, кажется, я начинаю теряться в пространстве. Мотаю головой, прищуриваю глаза от боли, - я не должен заснуть. Повторяю эту фразу, как минимум, раза четыре. За столько длительное время, находящееся в обличье Алого Паука, по-настоящему я ранен впервые. Были ушибы, ссадины, даже переломы, но я никогда не ловил пулю свои телом. Чёртов музей, чёртова картина, чёртовы охранники, и только не осмелюсь выругать кошку. Она моя спасительница на данный момент, и мне не зачем ненавидеть её. По крайней мере, пока мы не доберёмся до места, где я смогу спокойно вздохнуть и прилечь. И стоило мне подумать о постели, как начались опускаться мои веки. Они ещё никогда не были такими тяжёлыми. Повторно мотаю головой, я не должен вырубиться, не так быстро. Но больше, это движение было похоже на согласие. Кажется, Харди что-то говорила мне, но я слышал только эхо, до последнего не разбирая её слов. Кажется, я теперь понимаю, о чём она меня спрашивала. И нет, она меня не правильно поняла. Я вряд ли сейчас смогу бежать, это вообще не назовёшь бегом. Я просто перебираю ногами, которые умудряются ещё между собой путаться. С виду может показаться, будто бы я перебрал с алкоголем и не могу совладать со своим телом. Каким же я стал геморроем для Чёрной кошки на сегодняшнюю ночь.

       Мы стоим на краю крыши, пускай доли секунды, но это дало мне шанс отрезветь. В переносном смысле. Благодаря внушительной высоте, я стал приходить в себя, пусть и рана давала о себе знать. Из-за резких движений я делал себе ещё хуже, это было невыносимо терпеть такую адскую боль. Но я вздохнул с облегчением, когда почувствовал под своими ногами твёрдую поверхность. Я понятия не имел, куда направляется кошка, но надеюсь, там будет уютный диван или кровать. Мне нужен отдых, пусть и после мучительной процедуры вытаскивания из моего живота пули, но я на него заслужил. И садясь на мотоцикл, я обхватываю своими руками тело девушки, прижимаясь к ней, как можно сильней. Не хотелось бы, чтобы меня потеряли в таком состоянии на полпути. Чувствую себя вдали от музея, в безопасности, подальше от полиции. Они уже успели нагрянуть в музей, ведь издалека я слышу звуки сирен. Но с каждым километром мы всё ближе приближались к логову воровки, и всё дальше от места преступления. За моей спиной по-прежнему тубус с дорогой картиной, и я по-прежнему проклинаю себя за то, что не скинул её до того, как в главный зал зашла охрана. Ничего страшного, зато как я стану популярен. Я уже вижу заглавную страницу завтрашней газеты: "СЕНСАЦИЯ! Алый паук заодно с Чёрной кошкой", и много лишнего текста обвиняющего нас в воровстве дорогой картины, и с предположением на наши дальнейшие действия. Я не представляю, что буду говорить пауку, в своё оправдание. Но сейчас, это меньшее, что меня заботит.

При ранении человек может испытывать
весьма неприятные чувства, вплоть до потери жизни.

       Я нахожусь в тайной квартире Чёрной кошки, где она обычно скрывается от полиции, или от тех, кому слишком часто переходила дорогу. Здесь, даже уютно, хоть и не скажешь, что владелица сего места прибывает здесь чаще, чем я хожу в закусочные. Но это лучше, чем камера, в которой я мог оказаться, не будь Фелиция такой снисходительной. И пока она ушла в ванну, я скидываю с себя часть костюма, а вернее только его верхнюю часть, по-прежнему оставаясь в маске. Я не настроен на то, чтобы она увидела моё лицо. Пусть я и блондин, но я вылитый Паркер, а к этому она вряд ли будет готова. Размещаюсь удобно на диване, посматривая на своё ранение. Сейчас я стараюсь толком не дышать и, как можно меньше, двигаться. Кровь продолжает течь, но не так обильно, как могла бы. И чтобы хоть как-то её остановить, прилаживаю к ране часть своего костюма.

       - Я не тороплю тебя, не подумай. Но, я держусь из последних сил. И сомневаюсь, что ты притащила меня сюда, чтобы полюбоваться тем, как я здесь умру, - стараюсь кричать, но мой голос срывается. Я начинаю кашлять и взвывать от боли. Теперь я понимаю, что лучше бы я молчал, как умело это делал всю дорогу.

И вот она является наследницей способностей сразу двух родов, волков и ведьм...;

- И где она? - пронеслось у меня в голове, когда я услышал очередную переадресацию на голосовую почту. Честно признаться, когда слышишь одни и те же слова в пятый раз, начинаешь немного злиться. Но моя злость идет скорее от беспокойства, чем от реального гнева. Обычно Кензо всегда была на связи. А сейчас от неё ни ответа, ни привета. А я парень чувствительный, в том плане, что порой я могу беспокоиться за своих друзей и близких, даже если причин для этого совершенно нет. Вот например когда я провожал одноклассницу домой ночью, и мы разошлись на перекрестке... Пока я шел домой, меня буквально съедало изнутри беспокойство. Успокоился я лишь когда дошел до дома и мы продолжили общение онлайн. Странно, не правда ли?
Кензо может за себя постоять. Черт, да она, наверное, с толпой парней справиться на раз два, и даже не вспотеет при этом. В этом плане беспокоится как бы не за что. Но тем не менее я почему-то не могу успокоиться. Вот хоть убейте. И, когда я услышал то же записанное сообщение голосовой почты, мои нервы сдали окончательно, и я, захватив куртку, побежал к ней в квартиру, чтобы проверить самому, там она, или нет.
Путь мой не занял много времени. Но тем не менее, не обнаружив искомого объекта, мое беспокойство стало принимать угрожающе огромный размах. Подойдя к окну в коридоре, я уперся взглядом в прохожих на улице. Время позднее, конечно, но они все равно уперто гуляют. Не подозревают, что за ними вполне может идти охота, как на дичь. На кусок мяса, а в моем случае крови. Но сейчас даже жажда крови решила не бросать вызов моему беспокойству. Сжав кулаки, я закрыл глаза, не заметив, что они резко изменили цвет.
- Мне это не нравится. Совсем, - я не понимал, почему меня так... коробит. Но это происходит. Ответ на свой вопрос я получил, когда поднял голову вверх. На небе сияла полная Луна. И только сейчас я понял, где может быть Кензо. И почему меня бросает из крайности в крайность.
- Нужно бежать в лес! - пронеслась мысль, и я сразу же рванул вниз и побежал к лесу. Бежал так, что, наверное, пятки отсвечивали на весь Новый Орлеан. А оказавшись на границе леса, я сбросил одежду и обратился в волка. Процесс давно перестал быть для меня неприятным, я научился преодолевать боль. После того, как я разорвал связь с Клаусом благодаря Хэйли и Тайлеру, я... принял свою волчью сущность. Мне она понравилась, словно в голове щелкнули переключателем и изменили отношение к этому. Но тем не менее, с тех пор я часто обращаюсь. Половину пути до Нью-Йорка я вообще провел, бегая на четырех ногах. Я полюбил свою волчью сторону.
Обратившись в волка, чей раскрас был бурым и местами коричневатым, я сразу же начал принюхиваться. Первый запах был резким - кровь, свежая кровь. А следом за ним я почуял Кензи. И сразу же рванул в ту сторону, откуда шел запах. Я боялся подумать о том, что могло произойти. О том, кто мог пострадать. Гибриды могут контролировать обращение и сохранять разум в волчьем облике, а вот обычные оборотни... С ними все сложнее.
Прибежав на место, я не обрадовался увиденному. Вокруг лежала целая куча трупов. И когда мой взгляд скользнул к белоснежной волчице, зрелище было лично для меня не самым приятным. Она не кусала человека, а буквально отрывала от него куски мяса и съедала их.
- Какого здесь происходит?! - пронеслось у меня в голове.